Ёжась от промозглого ветра, уже усердно, на протяжении последней недели продувавшего всю Москву, прохожие спешили по своим делам, мимолетом проносясь сквозь городской парк, сокращая тем самым дорогу через автотрассу. Возможно, экономя не только время, но и жизни. Хрупкая теория о дихотомии добра и зла, давно вроде бы изученная, рушилась на глазах; когда парнишка толкал молодую особу, не удосужившись даже помочь ей встать, а затем, через долю каких-то мгновений заботливо поддерживал под руку немощную старушку, старательно делая вид что крики "уроненной" им дамы не имеют к нему никакого отношения. Именно эту картину наблюдала сегодня утром Саша, когда кутаясь в короткий пуховик, и натягивая потуже варежки на руки, проходила здесь бесцельно, от сквера до лавочки. И именно эта картина до сих пор вертелась у неё в голове, нагоняя странные фантазии. Сразу захотелось рисовать. И вот теперь, вечером, ах нет, конечно, уже ближе к ночи она снова пришла в парк, и опять же совершенно бесцельно. Теплые варежки, из мягкой шерсти приятно грели руки; царило умиротворение. На скамейке, чуть дальше от того места где она стояла, неожиданно Саша заметила юношу. Он, похоже, спал, откинувшись на спинку лавочки, и подставив лицо снегу, безмятежно сжимал что-то в руке. Нечасто в шумной суете Москвы увидишь подобную картину, тем более в лице прилично одетого паренька.
Саша решительно приблизилась к нему, наслаждаясь тихим скрипом подошв о снег, и взглянула на его колени. Юноша прикрывал руками блокнот, совсем обычный; Аккуратно присев рядом, она потрясла его за рукав, чуть выше локтя.
- Не нужно спать, не нужно, - тихо произнесла Саша, голос от долгого молчания слегка осип. Родители уехали к друзьям, вести "светско-свинский образ жизни", как называла его Саша, и весь день она промолчала, ровно, как и замерзла.